На краю земли - Патрик О`Брайан

Затем его взор коснулся высоких форштевней, вернее носовых украшений. И тут смутные воспоминания об изобретательном проходимце, состоявшем на службе у Кромвеля — сэре Уильяме Петти с его судном, имевшим двойное дно, — тотчас вылетели у доктора из головы, поскольку к правому форштевню была принайтовлена деревянная скульптура высотой около шести футов, в весьма натуральном виде изображавшая трех мужчин. На плечах у первого стоял второй, а у второго третий мужчина; все трое были соединены огромным пенисом, который рос из чресел первого и поднимался над вторым выше головы третьего, за него-то все трое и держались. Фаллос, раскрашенный в красный и пурпурный цвета, без сомнения, некогда был еще больше, но его так изрезали и изувечили, что стало невозможно определить, принадлежал ли он всем троим, хотя это казалось вполне вероятным. Все фигуры были кастрированы, и, судя по свежим следам и глубоким сколам на дереве, сделано это было каким-то грубым инструментом совсем недавно. «Боже мой!» — пробормотал доктор и обратил внимание на второй форштевень. К нему был прикреплен высокий кусок дерева с вырезанными на обструганных боках правильными квадратными зубцами. Украшение походило на тотем и было увенчано черепом. Череп этот не слишком удивил Стивена — он видел еще один, валявшийся среди черпаков, изготовленных из скорлупы кокосовых орехов. Он знал, что в южных морях на них не обращают особенного внимания, зато по-настоящему встревожился, увидев, а через мгновение поняв, что собой представляют похожие на маленькие сморщившиеся кошельки предметы, прибитые к столбу: так в Европе лесники украшают вход в свое жилище головой птицы или животного.

Он хотел было сообщить Джеку о своем открытии и сделанных им выводах и отговорить его от проявлений дурного настроения, рекомендуя послушание, кротость, почтительность, ни в коем случае не допуская даже самого невинного ухаживания. Джек Обри оставил его, когда вторая половина команды стала мыться, а первая на наветренной стороне платформы принялась приводить в порядок свои прически. Он пошел на корму к противоположному борту, обращая особое внимание на обработанные доски, соединенные заподлицо, со швами, промазанными, по его мнению, волокнами кокосовых орехов, смешанных с каким-то клейким составом, на такелаж и паруса из тонких циновок, по краям обшитых ликтросом, изготовленным из невероятно длинного и прочного ползучего растения. Обогнув жилую рубку, в которой одновременно разговаривали громкими сварливыми голосами несколько женщин, он приблизился к рулю. Это было большое весло, но, к его удивлению, его перемещали не из стороны в сторону, как перо руля, а погружали, чтобы спускаться по ветру, и поднимали, чтобы приводиться. У женщины-рулевого было умное, несколько мужеподобное лицо, черты которого с трудом различались из-за прямых и спиральных линий густо покрывавшей его татуировки. Тотчас поняв его, она продемонстрировала применение весла; показала, что судно можно вести под довольно острым углом к ветру, хотя следовало учитывать большой дрейф. Угол она показала с помощью растопыренных пальцев и, надув щеки, изобразила усиление ветра. Но как он ни пытался объясниться посредством жестов, она не могла понять другие вопросы Джека, имевшие отношение к ориентации по звездам и цели плавания.

Он пробовал сделать вопросы более понятными, когда из-за рубки появились три полные пожилые женщины, ни дать ни взять — помощницы боцмана. Сопя от возмущения, они погнали его на нос, причем одна из них дала ему пинка, которому могла бы позавидовать норовистая лошадь. Все трое и еще несколько других женщин, судя по их виду, были очень разозлены. Они с четверть часа бранили его, после чего Джеку дали ступку, в которой лежали сухие коренья, и тяжелый пестик, а Стивена заставили ухаживать за поросенком. Подобно большинству животных, находившихся на палубе, он был помещен в корзинку, но, в отличие от остальных, ему не сиделось на месте, потому что нездоровилось. За ним надо было убирать и присматривать.

Некоторое время «боцманская команда» просто стояла сзади, награждая мужчин щипками и оплеухами, если поросенок капризничал или корни высыпались из ступки, а то и безо всякой причины. Но вскоре другие обязанности заставили их уйти прочь, и Джек негромко сказал:

— Зря я пошел на корму. Наше место перед фок-мачтой, и мы не вправе покидать его, если нам не прикажут.

Стивен готов был согласиться, добавить некоторые рекомендации касательно их поведения, изложить свою гипотезу относительно природы этого сообщества и сделать несколько замечаний о широкой распространенности каннибализма в южных морях, но тут Джек Обри прервал его словами:

— А у вас не горит в глотке, Стивен? У меня горит. Думаю, это из-за сушеной рыбы. Но им вроде бы не по нраву моя внешность, а вы почти такой же смуглый, как и они.

— Значит, не зря я принимал солнечные ванны, — отвечал Стивен, самодовольно разглядывая свой обнаженный живот. Доктор, действительно, любил загорать нагишом на марсовой площадке, и его тело не имело того мертвенного оттенка, каким отличаются голые европейцы. — Я почти не сомневаюсь, что в их глазах вы похожи на прокаженного, во всяком случае на больного. А цвет ваших волос отвратителен. Хочу сказать, для тех, кто к нему не привык.

— Так оно и есть, — сказал Джек. — А теперь будьте настолько добры, позовите девушку, которая сидит возле кокосовых орехов.

Первая попытка Стивена, который робким жестом изобразил жажду, оказалась неудачной: девушка поджала губы и холодно отвернулась с выражением законного возмущения. Вторая оказалась более успешной. Проходившая мимо Ману принесла четыре кокосовых ореха и вскрыла их акульим зубом, вставленным в рукоятку.

После того как они наилучшим образом утолили жажду, Ману заговорила с ними довольно строго, несомненно сообщив им нечто важное. При этом она один раз сложила руки вместе, словно бы молясь, и выразительно посмотрела на корму. Они ничего не поняли, но с серьезным видом закивали и произнесли:

— Хорошо, мадам. Конечно. Мы весьма признательны вам.

Стивен хотел было поведать Джеку о своем предположении, которое он извлек не только из созерцания головных фигур, но и из многих второстепенных признаков, форм поведения, ласк, ссор и примирений, что они находятся среди женщин, которые не любят мужчин, восстали против их тирании и плывут на какой-то остров, возможно расположенный где-то далеко, чтобы создать женское сообщество. Доктор хотел сказать, что он боится, как бы их не кастрировали, а затем не пробили головы и не съели. Но, прежде чем он успел раскрыть рот, его поросенок раскапризничался, захрюкал и загадил палубу. В это же самое время женщины заметили, что Джек недостаточно усердно работает с пестиком, и «боцманская команда» принялась за дело. После того как палуба была вымыта, женщины заставили Стивена выстирать штаны: требования к чистоте у этих дикарок были на удивление высокие. Доктору пришлось несколько раз прополоскать и выжать их, пока надзирательницы не остались довольны его работой. После того как крики, шлепки и щипки прекратились, Джек произнес: